ГОСТИ ИЗ КИТАЯ

Михаил Ринский

ГОСТИ ИЗ КИТАЯ
Китай – великая страна, в потенциале которой миру ещё предстоит убедиться в недалёком будущем - к настоящему времени в этом вряд ли кто-нибудь сомневается. И не только в экономике и в космосе Китай стремительно догоняет передовые державы – впечатляют его достижения в науке, культуре, спорте. Только этим летом китайцы на высочайшем уровне провели летние Олимпийские игры, и сами же выиграли их. И уже в феврале этого года центр китайской северной провинции Хэйлунцзян 7-миллионный Харбин принял спортсменов 44 стран, безукоризненно проведя Всемирную зимнюю универсиаду, на которой также победили китайские спортсмены.
Широкое мирное «наступление» китайцы ведут и в области культуры. В том числе – в развитии связей с зарубежными странами. Большое внимание они уделяют и взаимному сближению с Израилем в самых различных областях. Создано несколько центров по изучению истории евреев в Китае, в городах их компактного проживания в прошлом.
Особое место среди них занимает Научный центр по исследованию истории евреев Харбина при Академии общественных наук провинции Хэйлунцзян. Это понятно, если вспомнить, какой неоценимый вклад внесли евреи в развитие провинции и её столицы Харбина в период строительства Китайско-восточной железной дороги (КВЖД) и её центра – Харбина.
Ныне в этом городе большое внимание уделяют восстановлению истории евреев Харбина, до 30 тысяч которых переселились в город в период строительства КВЖД, в периоды Первой мировой войны, российских революций и гражданской войны, а затем – в период исхода европейских евреев, спасавшихся от нацистских погромщиков. Большинство евреев вынуждены были покинуть Харбин в годы японской оккупации, остальные – после окончания Второй мировой войны и образования еврейского государства.
Власти 7-миллионного Харбина сохраняют здания, ранее принадлежавшие еврейской общине и известным евреям. Произведена реставрация зданий двух синагог города, Старой и Новой, причём в Новой синагоге организован музей истории евреев Харбина с постоянной выставкой. Восстановлено Еврейское кладбище. Академия общественных наук провела три международных конференции по теме истории евреев Харбина, в работе которых участвовали и евреи – бывшие харбинцы из разныж стран, в том числе – из Израиля. Представители Центра изучения истории евреев Харбина не раз приезжали в Израиль с целью ознакомления со страной, с архивами Ассоциации выходцев из Китая, с ныне живущими репатриантами из Харбина.
С этими же целями в Израиле в течение всего месяца марта гостила делегация этого Центра. Четыре научных работника Центра во главе с г-жой Хань Тяньянь внимательно исследовала содержание еврейских газет и журналов 1-й половины ХХ века, хранящихся в Ассоциации выходцев из Китая. Кроме того, гости взяли интервью у порядка тридцати израильтян-выходцев из Китая – все они, понятно, более чем через полвека после репатриации, ныне - в почтенном возрасте.
Делегация побывала во многих городах Израиля; посетила дважды мошаву Амикам, созданную в своё время выходцами из Китая; была в гостях в семьях многих членов руководства Ассоциации. Дважды в Ассоциации были устроены встречи гостей с широким кругом выходцев из Китая. Лично Председатель Ассоциации выходцев из Китая Теодор Кауфман, другие члены руководства Ассоциации щедро делились с гостями сведениями, воспоминаниями. г-жа Хань-Тяньянь беседует с Теодором Кауфманом, председателем Ассоциации выходцев из Китая - Игуд Иоцей Син
Г-жа Хань Тяньянь не впервые в Израиле, и в Ассоциации её любя называют русским именем Галя. Она хорошо говорит по-русски, знает и иврит. В Центре изучения истории евреев Харбина г-жа Хань заведует кафедрой, занимающейся вопросами евреев-выходцев из Китая. Всего в Центре – 12 научных сотрудников, две кафедры, вторая занимается историей евреев Харбина. Естественно, что деятельность двух кафедр тесно взаимосвязана.
В беседе с автором г-жа Хань, молодая симпатичная женщина, охотно рассказывает о себе. В 1991 году она окончила Харбинский пединститут, факультет русского языка, восемь лет преподавала в школе русский язык, затем поступила в аспирантуру и защитила диссертацию на тему: «Культурная деятельность на Дальнем Востоке в предреволюционный период». У г-жи Хань – дружная семья: муж, доктор технических наук, преподаёт автоматику в Харбинском политехническом институте – том самом, созданном ещё россиянами при КВЖД, этот институт окончили многие евреи, репатриировавшиеся в Израиль.15-летний сын г-жи Хань – отличник самой престижной школы Харбина. Учёба очень напряжённая, каждый день сын приходит домой в семь вечера. Недаром китайские школьники – одни из первых на международных олимпиадах.
Другой член китайской делегации, с которым беседовал автор, - молодой учёный Гэн Хунце, который представляется русским именем Саша. Для него это имя привычно: Саша после окончания харбинской школы был направлен в Москву, в университет имени Патриса Лумумбы. Отделение журналистики филологического факультета этого международного ВУЗа Саша закончил в 1997 году, затем – ещё два года учился в аспирантуре Санкт-Петербургского университета, но на сей раз – на кафедре философии. Защитил кандидатскую диссертацию по истории религии в Китае. Гости с руководителями Ассоциации Игуд Иоцей Син
На этих двух примерах понятен уровень подготовки учёных специалистов Центра. А тщательности в работе китайцам не занимать: в ходе нашего разговора Саша радостно поведал своё последнее открытие – оказывается, в период жизни в Китае братьев Скидальских было не четыре, а пять! Похоже, скоро об истории евреев Харбина будут знать не меньше, чем сами евреи. Но не больше, так как полнее, чем Председатель Ассоциации Теодор Кауфман, эту историю не знает никто. На дружеской встрече с членами Ассоциации выходцев из Китая г-жа Хань Тяньянь выступает на русском языке.
Китайская делегация уехала с объёмистым и увесистым багажом, состоящим из предметов национального быта и религиозного культа израильтян в прошлом и настоящем, подаренных гостеприимными хозяевами и закупленных в Израиле и предназначенных для пополнения экспозиции молодого Музея бывшей еврейской диаспоры Харбина, открытого в реставрированной Новой синагоге этого города. Остаётся только порадоваться столь доброму развитию отношений между нашими странами и пожелать его дальнейшего и всестороннего продолжения.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il

В ЧИСЛЕ ПЕРВЫХ (Братья - профессора Кацнельсоны)

Алекс Кацнельсон во время операции

Михаил Ринский

БРАТЬЯ – ПРОФЕССОРА МЕДИЦИНЫ

Они были в числе первых, приехавших из Китая в Израиль после его провозглашения. Они – в числе создателей её медицины и её научной базы. Они – одни из «виновников» её немалых выдающихся успехов. Но интересна и вся жизнь братьев Алекса и Даниэля Кацнельсон.

БОБРУЙСК – ТОМСК - ШАНХАЙ

Семья Кацнельсон прослеживает свою родословную до самых наполеоновских войн. Ещё в 1812 году в городе Бобруйске жил еврей Нисан, помогавший русским казакам потому, что, по его разумению, французы были ещё большими богохульниками, чем россияне. Французы убили Нисана. С тех пор в семье из поколения в поколение новорождённым мальчикам давали имя Нисан. В наше время это имя среди евреев уже настолько необычно, что когда Кацнельсоны приехали в Эрец, оформлявшие документы чинуши усомнились: что это за Борух, сын Нисана? Откуда у евреев такое имя? Потребовалась помощь авторитетного адвоката, чтобы их убедить.
После победы над Наполеоном мир не успокоился, тем более для евреев. Гражданская война в Америке, поражение России в Крымской войне, послабления царя Александра 2-го – всё это привело в движение еврейские массы России, ограниченные чертой оседлости и тогда получившие возможность искать новые прибежища. Часть семьи уплыла в Америку, а мудрый дед Борис Нисанович предпочёл воспользоваться льготами, предоставленными Александром 2-м еврейским переселенцам, и опробовать более близкую и понятную Сибирь.
В те годы в Сибири ещё не было ни железной дороги, ни даже хороших гужевых дорог, а значит – и дилижансов. Так что добирались на перекладных, ночуя на постоялых дворах. Предприимчивый Борух Кацнельсон создал в Томске завод фруктовых вод и кваса. Пока он занимался своим детищем, жена его воспитывала детей, дав всем им достойное образование, чем очень гордилась: в американской ветви семьи в этом поколении лишь одна из дочерей получила хорошее образование.
Сын Кацнельсонов Михаил стал зубным врачом. В 1908 году, закончив учёбу в России, он на два года уехал на стажировку в Америку, но затем отец отозвал единственного сына в Томск. Вскоре началась Первая мировая война. Михаил был мобилизован в армию, но оставлен для работы в Томске. В 1917 году он женился на Ревеке, дочери коммерсанта Моисея Сандерзона, переселенца из Литвы. Получив в Вильно диплом зубного врача, чтобы иметь право жительства, Моисей даже не приступил к работе по специальности, а уехал в Сибирь и занялся коммерцией. Хотя в семье Сандерзонов было девять детей, все они получили хорошее образование. Ревека окончила гимназию. Она владела многими языками, в том числе ивритом и идишем. Родители воспитали дочь убеждённой сионисткой.
В 1919 году у молодых Михаила и Ревеки родился первенец Александр, а через два года – ещё и второй сын Даниэль. Шла гражданская война; обстановка в России, и в том числе в Томске, была невыносимой, и у Кацнельсонов созрело твёрдое убеждение: уехать в Америку. Менее опасным был путь через Китай – так и решили. Но умер Моисей Сандерзон, и с отъездом задержались на год. В 1924 году добрались до Шанхая, но как раз США ввели квоты на въезд, и пришлось остаться в Шанхае.

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА В ШАНХАЕ

Иностранцы в этом городе жили - каждый своим Шанхаем: были районы американский, английский, французский и другие. Качество жизни в каждом районе в большой степени зависело от его властей.

1938 год. Алекс Кацнельсон - скаут английской школы Шанхая.
Эмигрантам из России в этом огромном, уже в то время двухмиллионном городе было очень тяжело: без языка, без денег, а если ещё и без востребованной профессии – человек оказывался на самом дне. Евреям – эмигрантам из России оказывала помощь община, в то время состоявшая из двух групп, между которыми было резкое различие.
Небольшая группа сефардских евреев, обосновавшаяся в Шанхае ещё во второй половине 19-го века, нажившая огромные состояния на торговле драгоценностями и наркотиками, владела в центральных районах города землёй, недвижимостью, банками. И даже практически островом в дельте реки Янцзы, через который шла перегрузка с кораблей и на корабли контрабанды. Власть сефардских евреев распространялась и на биржу, и они входили не только в её руководство: до 40 процентов клерков биржи составляли представители этой группы, насчитывавшей всего не более тысячи человек. У них была своя жизнь: две синагоги, школа…
Вторая группа – еврейские беженцы из России, в том числе много из Сибири; из Польши, Румынии и других государств Восточной Европы В основном они занимались торговлей, швейным производством, пушниной. Специалистов среди них было мало: образование немногие могли получить из-за ограничений черты оседлости и продолжительного периода войн. В этой группе было немало бедствующих. Бедной, естественно, была и «русско-еврейская» община. Но она росла: в 30-х годах уже было в ней до 5 тысяч человек. И постепенно пробивала себе дорогу. В течение короткого времени создали свой госпиталь, клуб, дом для престарелых, школу. В первые годы волны эмиграции для соблюдения религиозных обрядов снимали помещения, а в праздники или снимали специальный зал, или молились после сефардских евреев в их синагоге. Но со временем построили и свою.
Позднее, в основном после 1933 года, сформировалась группа евреев – беженцев от фашизма из Германии, Австрии, Польши и других европейских стран. Среди них было много специалистов, людей с деньгами – им было устроиться куда проще. Но это уже в 30-х годах.
А пока – год 1924-й. Михаэлю Кацнельсону повезло: он получил работу в самом большом и престижном американском зубоврачебном кабинете, благодаря двухлетнему опыту работы в США и знанию английского. Михаэль вёл в этом кабинете всю техническую работу, исключительно важную в зубоврачебном деле. Он проработал в кабинете 18 лет, до 1942 года, когда оккупанты-японцы, всё более ограничивавшие американцев в связи с войной, вообще закрыли кабинет. Михаэль тогда продолжил работу в своём частном кабинете.
Свыше двадцати лет семья жила без всякого подданства. Лишь после капитуляции Японии советские власти предоставили Кацнельсонам гражданство в числе тех, кто покинул в своё время Союз легально. Но, в общем-то, отсутствие гражданства не очень мешало им в жизни, скорей наоборот: ограничения, лишение возможности работать и учиться испытывали со стороны японцев граждане стран антигитлеровской коалиции и члены их семей. Благодаря хорошо оплачиваемой работе Михаэля, материальные условия жизни семьи были вполне нормальными. Лишь начинали трудно, но затем переезжали во всё лучшие квартиры.
Братья учились в солидной английской школе. Учителя и ученики носили форму на английский манер. Школа дала отличную подготовку, но большую роль сыграла и мать: Ревека делала всё для воспитания и всестороннего развития сыновей. Кроме языков, изучавшихся в школе, её сыновьям дома преподавали китайский, иврит, французский и в меньшей степени русский. Шанхайским диалектом китайского братья владели свободно. По окончании 12 класса школьники сдавали экзамены комиссии, принимавшей их от имени Кембриджского университета. Александр и Даниэль были в числе лучших выпускников.
Европейцы в Шанхае жили своим общинным кругом. Даже учась в респектабельной английской школе, Александр и Даниэль общались в основном со своими сверстниками – еврейской молодёжью. Например, братья активно участвовали в движении английских скаутов, но и здесь внутри организации была своя, еврейская ячейка. Были и свои, чисто еврейские организации, в которых они принимали участие, например Бейтар – спортивное общество, занимавшееся одновременно подготовкой еврейской молодёжи к самообороне. Именно общинный характер жизни, наряду с влиянием родителей, способствовал становлению братьев как евреев, сионистскому их настрою.

Алекс Кацнельсон

Каждый район Шанхая сам организовывал свою оборону. Например, у русских эмигрантов был свой батальон. Добровольческие контингенты были и у американцев, и у англичан. Была и добровольческая еврейская рота, организованная ещё в 1930 году и входившая в состав английского батальона. Алекс и Даниэль тоже состояли в этой роте. Участвовали в дежурствах и учениях, практиковались в стрельбе. На вооружении было не только личное оружие, но и пулемёты. Не так давно Алекс, собрав обширный материал, сделал большую работу по истории еврейского оборонного подразделения Шанхая того периода и отослал её в Лондон, в Еврейский военный музей.
Окончив школу, Кацнельсоны поступили в университет «Сент-Джон», принадлежавший американским миссионерам. Японцы намеревались закрыть университет, как закрыли многие учреждения стран, с которыми вели войну, но китайские власти отстояли университет под тем веским доводом, что оставшимся не у дел сотням студентов ничего другого не останется, как заняться политикой. Так что братьям удалось доучиться до конца. Сначала в 1942 году они получили степень бакалавра, а в 1946 году окончили медицинский факультет университета и приступили к работе.
Для молодого врача очень важна практика, а самая лучшая практика – напряжённая работа в народной больнице. Поэтому Алекс стал работать в китайском госпитале, а Даниель – в миссионерском госпитале города Вуси, в двух часах езды от Шанхая. Летом 1948 года Алекс женился на Юдит Родомысльской, зубном враче, родившейся во Владивостоке, но с двухлетнего возраста жившей с родителями в Нью-Йорке. Женился и Даниэль. Соединяя свои судьбы, молодые уже знали, что им предстоит путь в только что провозглашённое государство еврейского народа, с первых же дней отстаивавшее своё существование.

ВОСХОЖДЕНИЕ

В конце 1948 года в Шанхай прибыл первый консул молодого Государства Израиль, и вслед за этим, одним из первых пароходов, две молодые семьи медиков отплыли в эту воюющую страну. Для этого пароход, прибывший в Шанхай из Австралии, развернули на запад. Плыли до Неаполя вокруг Африки, минуя блокированный арабами Суэцкий канал. Из Италии пароходом «Негба» прибыли в Хайфу.
Сразу же вслед за регистрацией и оформлением документов молодые, но уже имеющие опыт врачи были мобилизованы: Алекса направили в Главный военный госпиталь №5, ныне – больница Тель а-Шомер. Даниэля – в воинскую часть «Гивати», на самый горячий и ответственный участок Иерусалимского фронта. На обустройство времени дали минимум. В первые месяцы жили в палатках. Добирались до места службы иногда по несколько часов, порой проходя по несколько километров и «голосуя» попутным машинам.
Алекс уже через две недели, 14 февраля 1949 года включился в работу хирурга-ортопеда. И с первых же дней начал оперировать. Госпитали страны испытывали острую потребность в молодых врачах, и особенно в хирургах. Во многих из тех стран, из которых приезжали молодые врачи, евреев не допускали к хирургической работе, и поэтому так мало было среди приезжавших врачей именно хирургов. Интенсивная и разносторонняя работа в китайской больнице многому научила Алекса, и он уверенно проводил операции такие, которые не каждому могли доверить. По этой причине иногда раненые ждали своей очереди месяцами. С приходом в отделение хирурга Кацнельсона очередь постепенно растаяла.
Несмотря на тяжёлую военную обстановку, огромные трудности с обеспечением страны самым необходимым, госпиталь, как подчёркивает доктор Алекс Кацнельсон, был оборудован современной аппаратурой и бесперебойно снабжался медикаментами. Большая заслуга в этом не только руководства страны и госпиталя, но и настоящих энтузиастов в эрец и за рубежом. Так например, работавший в Палестине ещё до провозглашения Израиля прекрасный терапевт Гарри Хеллер ещё в 1947 году уехал в США, открыл там свою практику и на заработанные немалые деньги закупил большое количество оборудования и аппаратуры для больниц Израиля.

1990-е годы. Даниэль Кацнельсон с двоюродной сестрой Тамарой Файбусович, репатриировавшейся из Красноярска.
С первых же месяцев работы став одним из ведущих врачей отделения ортопедии и травматологии, Алекс Кацнельсон , из-за отсутствия вакансий, лишь в 1957 году станет заместителем начальника и в 1964-м – начальником отделения.
Несколько иначе начинал доктор Даниэль Кацнельсон. Через пять месяцев его перевели из батальона «Гивати» в тот же военный госпиталь №5, на не менее важный для настоящего и будущего страны участок борьбы и на новую для Даниэля медицинскую специализацию.
Ко времени провозглашения Государства Израиль весной 1948 года еврейское население страны насчитывало 600 тысяч человек. В течение года оно удвоилось, в том числе за счёт сотен тысяч детей.
Маленькая молодая страна воевала сразу на нескольких фронтах, из которых внутренний был не менее других опасен. Страна не имела ни ресурсов, ни условий для приёма репатриантов. Люди годами жили в палаточных лагерях, изначально предназначавшихся для солдат и совсем не подходивших для семей с детьми. На юге недоставало воды, на севере – болота и малярия. Летом жара, зимой – холод и проливные дожди. В лагерях не было канализации, электричества. Общие туалеты. В особо тяжёлых условиях оказались дети. Недоставало опытных детских врачей, за исключением крупных городов. Антисанитария, нехватка лекарств, непастеризованное молоко просто в вёдрах. Как результат – массовые инфекционные заболевания в лагерях, прежде всего – среди детей. Кроме того, были дети, совершенно истощённые и хронически больные из немецких концлагерей, дети йеменских евреев, добиравшихся через пустыню до Адена. Среди последних – немало больных туберкулёзом.
О катастрофической ситуации с детьми олим-ходашим главный врач армии, тогда ещё подполковник Хаим Шиба (он же Шибер), доложил Премьер-министру и министру обороны Давиду Бен-Гуриону. Было решено создать в 5-м военном госпитале детское отделение. Бен-Гурионом был отдан приказ:
«Доктору Х.Шиберу, подполковнику. Ввиду катастрофического состояния детей эмигрантов олим, просим Вас создать в военном госпитале №5 для этих детей медицинский персонал, который полагается для их обслуживания, и (соответствующее – М. Р.) отделение. Министерство здравоохранения оплатит расходы, связанные с лечением этих детей.
Давид Бен-Гурион, Премьер-министр и министр обороны. 28. 07. 49».
Фактически работа по созданию детского отделения началась за несколько месяцев до даты в приказе, которому предстояло пройти согласования в Минздраве, Минфине… Тогда не было времени на бюрократию, и устного приказа было, как правило, достаточно. Но не всегда. Когда доктор Шиба назначил в числе военных врачей, подлежавших переводу в новое детское отделение, доктора Даниэля Кацнельсона и передал в батальон «Гивати» устный приказ, прислав взамен другого врача, адъютант батальона отказался откомандировать Даниэля, ссылаясь как раз на отсутствие письменного приказа, и задержал его на целых две недели.
Из четырёх врачей, направленных доктором Шибой, только один Даниель Кацнельсон, поработавший в китайской «глубинке», имел опыт лечения тех болезней, распространение которых требовалось тогда срочно предотвратить: тиф, дифтерит, туберкулёз, корь, дизентерию, поносы…Требовалась реабилитация детей –дистрофиков от голода. Никто из четырёх откомандированных врачей ранее не специализировался в педиатрии, но Даниель по крайней мере сталкивался с этими болезнями, чего не было у остальных троих.
Благодаря предварительной работе детское отделение начало принимать больных детей уже 1 августа 1949 года, то есть через три дня после даты на приказе. Отделение размещалось в бараке бывшего в годы второй мировой войны американского лагеря. Поначалу не было даже детских кроваток – детей укладывали по трое поперёк кроватей для взрослых. Раз в две недели приезжал на пятницу и субботу из Иерусалима опытнейший детский врач доктор Шимон Берман – один из лучших врачей, как считает Даниель, с которыми ему приходилось встречаться в жизни вообще. Он консультировал врачей отделения и очень многое им дал. Глядя на больных и истощённых детей, доктор Берман сравнивал эпопею йеменской алии с исходом из Египта и сожалел, что в наше время не было с ними Моисея. Многие из детей, особенно йеменских, страдали туберкулёзом – доктору Кацнельсону пришлось срочно освоить лечение и этой болезни.
В течение первого же года работы детского отделения по тем или иным причинам выбыли три врача отделения, и остался один Даниэль Кацнельсон, назначенный начальником отделения, самым молодым в израильской медицине на этой должности. Правда, за год сложился и окреп коллектив хороших медсестёр, в том числе и из новых репатриантов. Со временем пополнился и контингент врачей, в том числе и за счёт репатриантов. Как говорил доктор Шиба, «клитат олим еш ал ядэй олим» - « абсорбция репатриантов – руками репатриантов».
Пока братья-врачи Кацнельсоны защищали граждан и детей страны со скальпелем и фонендоскопом в руках, в Израиль приехали – ещё весной 1949 года – их родители. Они поселились в Нетании. Михаэль Кацнельсон открыл там свой кабинет и успешно в нём работал, пока не скончался в 1963 году в возрасте 76 лет. Ревека пережила мужа на двадцать лет.
К сожалению, преждевременно ушла из жизни и Юдит. В Израиле она успешно работала зубным врачом детского отделения больницы Асаф а-рофе, но от тяжёлой хронической болезни скончалась в 1967 году. К тому времени у них с Алексом было два сына.

К ВЕРШИНАМ МЕДИЦИНСКОЙ НАУКИ И ПРАКТИКИ

В первые годы после создания еврейского государства врачей мог подготавливать только Иерусалимский университет. Острая необходимость в молодом пополнении врачей потребовала подготовки их из числа репатриантов, студентов – медиков, не успевших закончить образование в стране исхода. Студентов группами направляли в ведущие госпитали и больницы страны, где им читали лекции и проводили с ними практические занятия врачи, наиболее продвинутые в теории и практике современной медицины. Братья Кацнельсоны уже в первые месяцы работы были привлечены к преподавательской работе.

Один из научных трудов Алекса Кацнельсона
Практически одновременно Алекс начал публиковать статьи в специализированных медицинских журналах страны, а затем и за рубежом. Материала для публикаций было более чем достаточно: смелый и способный хирург-ортопед не только повседневно сталкивался со сложнейшими случаями, но и оперировал подчас необычно. Он первым в Израиле «пришивает» «оторванную» руку, причём восстанавливает её чувствительность и двигательные функции. А всего за его практику будет девять таких рук, возвращённых людям, пострадавшим от взрывов и производственных травм. Хирург лечит детский паралич пересадкой мышц. Он удаляет повреждённые лёгкие и заменяет повреждённые кости при костном туберкулёзе.
Доктор Кацнельсон «покушается» на считавшуюся неизлечимой саркому под лозунгом: «Спасти жизнь и спасти конечность». До него во всём мире, чтобы спасти жизнь, ампутировали конечность. Хирург вырезает и мышцы, и повреждённые кости, ювелирно оставляя лишь нервы и кровеносные сосуды, и вставляет внутренний протез. В этих операциях он – первый в мире. В 1973 году в Стокгольме он докладывает о первом успехе, а всего им было выполнено 19 удачных операций такого рода.
Значительная часть достижений ортопеда Алекса Кацнельсона связана со спиной. Выправление различных сколиозов, вырезание злокачественных опухолей, срочные операции при повреждениях спинного мозга во избежание паралича…
Хирургом был создан и много лет использовался банк костей для пересадки – в специальном рефрижераторе они хранились продолжительное время и заменяли удалённые более чем в ста случаях. После многих из этих операций прошло уже более 20 лет без каких-либо осложнений.
Алекс Кацнельсон сначала получил звание капитана, затем – майора, а после того, как в 1964 году он возглавил отделение ортопедии и травматологии и был назначен одновременно главным травматологом армии, ему было присвоено звание подполковника. Хотя военный госпиталь стал гражданской больницей Тель а-Шомер, но и по сей день, как и вся медицина страны, остаётся в постоянной боевой готовности. Алекс Кацнельсон продолжал возглавлять отделение до 1984 года – до пенсионного возраста. Но и после этого он несколько лет работал в больнице Ланьядо в Нетании и затем ещё два года руководил этой больницей. Полностью вышел на пенсию он только в 2000 году, то есть в возрасте 81 года.
За время непрерывной, с 1949 года, преподавательской работы доктором Кацнельсоном подготовлено столько врачей, что он затрудняется назвать цифру. Но достаточно сказать, что шесть из них стали начальниками отделений ортопедии различных больниц. С 1980 года он – профессор Тель-Авивского университета. Доктором Алексом Кацнельсоном написано свыше 150 статей, издано 5 книг. В 1968-69 годах он возглавлял Израильское общество хирургов-ортопедов и ныне его почётный член. С 1960 по 1980 год он был членом самой престижной Международной организации хирургов «Сикот». В 1972 году был одним из организаторов и казначеем съезда этого общества в Тель-Авиве, сам факт проведения которого в Израиле явился признанием больших достижений хирургов молодой страны. Он также член и ряда других международных организаций. Ссылки на его работы содержатся в фундаментальных многотомных медицинских изданиях, а статья о нём включена в Еврейскую энциклопедию, изданной в Москве на русском языке в 1995 году.
Десятки раз хирург-ортопед доктор Кацнельсон участвовал в работе и делал доклады на различных международных конференциях, в том числе в 1992 году – в Китае. Вообще за годы жизни в Израиле он несколько раз был в Китае и посещал Шанхай.
Трудно перечислить все примеры разносторонней деятельности Алекса Кацнельсона. В 1985 году, например, он, одновременно с Эхудом Ольмертом, как посланник организации «Керен а-Исот», посетил целый ряд стран Юго-восточной Азии с целью более активной поддержки Израиля еврейскими общинами этих стран. Причём Ольмерт и Кацнельсон наносили визиты порознь, в разные страны. Кстати, с семьёй Ольмертов Кацнельсоны дружили ещё с «китайских» лет.
Профессиональная и общественная деятельность Алекса Кацнельсона не раз отмечена. Назовём лишь то, что он – почётный гражданин Рамат-Гана. Одна из интересных наград, вручённых ему в Кембридже на стыке двух тысячелетий, - «Будущие исследования ХХ1-го века». В 2004 году он награждён в США почётной медалью и дипломом «Свобода мира».
В течение 37 лет его жена и друг – Мариаца Бат-Мирьям, профессор генетики Тель-Авивского университета, много лет проработавшая в университетах США и Англии. Она – дочь известной поэтессы, именем которой названы улицы в Тель-Авиве и Беэр-Шеве. Старший сын Алекса Давид – известный в Израиле агроном. Младший Йонатан – стоматолог, работающий в больнице Адаса и преподающий в Иерусалимском университете.
У профессора Алекса Кацнельсона есть и свои хобби. Его уникальная коллекция тростей известна далеко за пределами Израиля. В 2001 году им издана красиво иллюстрированная книга «Искусство художества».
Жизнь младшего из братьев, профессора Даниэля Кацнельсона, и по сей день связана с больницей Тель а-Шомер. Почти четыре десятилетия возглавляя детское отделение этой больницы, создававшегося под его руководством, он обучил целую плеяду врачей, причём не только как педиатров, но и как квалифицированных специалистов в диагностике и терапии.
С первых же лет доктор Даниэль Кацнельсон стал одним из ведущих специалистов в лечении лёгочных болезней, туберкулёза, в специфике этих заболеваний в детском возрасте.
Когда при Тель-Авивском университете был создан второй в стране медицинский факультет, больница Тель а-Шомер стала одной из базовых для подготовки врачей, в том числе и педиатров. Сам исключительно внимательный к пациентам, Даниэль Кацнельсон уделяет особое внимание при обучении студентов вопросам диагностики. Он – сторонник методики полного обследования пациентов, в особенности детей. Для майора запаса, как и в первые годы в военном госпитале, дисциплина и самодисциплина – одни из главных факторов успеха, он требователен к себе и к другим. А о себе и своих немалых заслугах рассказывать не любит.
К некоторым заболеваниям он подходит не просто как врач, но как настоящий учёный-исследователь. В частности, глубоко вникает доктор Кацнельсон в такие заболевания, как кисты-фибромы лёгких. Его научному подходу к проблемам в большой степени способствует глубокая эрудиция – результат ненасытной тяги к книге, к познанию.
Как и Алекс, Даниэль Кацнельсон – участник, а часто и докладчик множества международных конференций и съездов педиатров, лёгочников в США, в странах Европы, в том числе и в России. С 1981 года он – профессор Тель-Авивского университета. Покинув по возрасту в 1986 году пост начальника детского отделения больницы Тель а-Шомер, до сих пор продолжает участвовать в научных исследованиях больницы и университета. С этой больницей он связан уже более 55 лет. Такая долголетняя самоотверженная служба по достоинству оценена: Министром здравоохранения доктору Даниэлю Кацнельсону присвоено звание Отличника здравоохранения Израиля. Два сына и две дочери доктора получили прекрасное образование и успешно работают.

Дружеская встреча. Слева второй - Теодор Кауфман, третий -Даниэль Кацнельсон, шестая - Галия Кац и седьмой - Алекс Кацнельсон.
Братья Кацнельсон оказали помощь многим репатриантам в обустройстве, в том числе в устройстве на работу – самом важном для многих из них. Им благодарны и многочисленные родственники. Так например, только с октября !990 по январь 1991 года братья помогли в абсорбции, материально и «технически», и очень существенно, 15-ти родственникам из Красноярска и Новосибирска.
Такая вот интересная жизнь и достойная судьба двух братьев - профессоров Алекса и Даниэля Кацнельсонов.

Михаил Ринский (972)(0)3-6161361 (972)(0)54-5529955 mikhael_33@012.net.il

ИНЖЕНЕР ИЗ КИТАЯ - ПЕРЕВОДЧИЦА ТОРЫ

Михаил Ринский

ИНЖЕНЕР ИЗ КИТАЯ - ПЕРЕВОДЧИЦА ТОРЫ

Шутка ли: к августу 2005-го прошло более полувека, как Галия покинула этот город, эту страну, где её в те молодые годы звали Гаодзя Ли. И хотя лет пять назад ей посчастливилось навестить их, она так рада этому новому приглашению. Ведь ещё совсем недавно даже представить себе было трудно, что Академия общественных наук провинции Хэйлунзян Китая будет устроителем конференции, посвящённой истории евреев Харбина. По дороге от аэропорта до гостиницы, глядя на изменившийся пейзаж и затем – на новый многоэтажный Харбин, она невольно предалась воспоминаниям…
Ещё в середине девятнадцатого века прадед Галии, виленский раввин, благословил часть уже взрослых сыновей своей многодетной семьи на поиски новых возможностей и большей свободы, которой так нехватало евреям в западных областях Российской империи. В Сибири, освоение которой власти поощряли и где антисемитизм был не столь агрессивным, предприимчивый еврей имел возможность реализовать свои способности. Дед Галии Самуил со временем стал одним из богатейших в Томске купцов первой гильдии: его магазины растянулись на четыре квартала, и в них можно было купить и бриллианты, и меха. В семье деда было восемь детей, и всем им он дал высшее образование.
Старшая дочь Самуила Рахель оказалась в Китае первой. Её муж, известный купец Барахович, в Томске приумножал своё богатство на торговле пушниной. Почти каждый год семья выезжала в Ниццу с гувернёром и кухаркой – кашерность соблюдали неукоснительно. В годы революции тяжелейшая беда обрушилась на Бараховичей: пришло извещение с фронта о смерти младшего сына, и в ту же буквально неделю погиб старший сын – студент, когда «красные» ворвались в квартиру профессора, у которого он был на консультации, и хозяина квартиры, и молодого Бараховича. Убитые горем родители решили немедленно уехать за границу. На запад, где полыхала гражданская война, пути уже не было. Самым безопасным был путь через Китай. Мешочек бриллиантов позволил откупиться во всех опасных путевых ситуациях и переправиться через границу.
Так они попали в Харбин, центр Китайской Восточной железной дороги, ещё принадлежавшей России, хотя в 1905 году ей и пришлось уступить Японии Порт-Артур и Дальний. Харбин уже в то время был стотысячным городом и быстро рос в то время за счёт беженцев из России. Барахович стал здесь представителем крупной американской фирмы, а затем развил и своё дело – экспорт пушнины.
Вслед за Рахелью Барахович, но совсем другим путём в Харбине оказался её брат Моисей Волобринский. Он окончил медицинский факультет Томского университета и проходил стажировку в Санкт-Петербурге, когда в 1914 году началась война, и он был призван в российскую армию. Со временем молодого еврея назначили главным врачом санитарного поезда. Одной из медсестёр в его поезде была будущая мама Галии Марьям. Мария, как её все звали, стала женой Моисея.
После демобилизации доктор Волобринский стал работать главврачом сибирского курорта Боровое. Здесь у Моисея и Марии родилась первая дочь Ирина. Семье удалось без потерь пройти через все трудности и угрозы со стороны всех сменявших друг друга властей, и в 1924 году доктор Волобринский получил очень ответственное задание: организовать и возглавить службу здравоохранения в Урге, - ныне Улан-Батор, - столице Монголии. Вторая дочь Галия родилась как раз в пути, в связи с чем семья на неделю задержалась в Иркутске. Зато дальше ехали в отдельном купе, предоставленном матери с новорождённым ребёнком. Моисею Волобринскому удалось успешно справиться с заданием, и уже в конце 1927 года ему предстояло вернуться в Советский Союз и получить новое назначение.
Консул СССР в Монголии, узнав о том, что у Моисея сестра в Харбине, оформил ему транзит через этот город. Отправив жену с дочерьми на станцию Маньчжурия единственным летавшим по этой трассе трёхместным самолётом, отец потом сам добирался машиной. В Харбине доктору Моисею Самуиловичу Волобринскому сразу предложили работу в больнице.
В те годы Советский Союз уже юридически, по договору с Китаем, как правопреемник России, владел 50 процентами собственности Китайско-Восточной железной дороги. Хотя, по договорённости, с 1924 года должны были действовать китайские законы, на практике Советы контролировали Управление дороги, больницы, школы и другие основные учреждения. Харбин в то время выглядел, как средний русский город: церкви, архитектура города и домов, русские названия улиц, вывески магазинов – на русском и китайском. Лишь на окраинах – китайские кварталы. Жизнь в Харбине для советских граждан в то время была относительно нормальной. Тем более она понравилась Волобринским после убогой, грязной, неблагоустроенной в то время столицы Монголии. Семья решила остаться в Харбине.

Лучший отель Харбина «Шангри Ла» радушно встретил гостей – участников конференции. А вечером в банкетном зале отеля «Рон Фу» устроители дали торжественный ужин. Выступили Президент Академии общественных наук Цюй Вэй и Теодор Кауфман, президент Общества «Игуд Иоцей Син». В этот вечер можно было оценить масштаб этой конференции: более ста земляков – евреев из семи стран собрала она. Прибыли гости из Израиля и США, Англии и Австралии, России и Греции и, конечно, из Китая. Ещё недавно такую возможность, а тем более – такую радушную организацию подобной встречи трудно было даже представить. Об открытости хозяев, о их новом подходе к взаимоотношениям стран и народов говорил и тот факт, что был приглашён Еврейский ансамбль песни из Благовещенска, исполнявший песни на иврите, идиш и на русском языке.
К ночи утомлённая, но довольная Галия вернулась в гостиничный номер, ,взглянула из окна на на светящийся огнями огромный город и снова оказалась во власти воспоминаний…

В начале 1928 года Доктор Моисей Волобринский возглавил туберкулёзный диспансер. Он был очень нужен этому городу: лёгочные болезни свирепствовали, особенно среди самих китайцев. Моисей Волобринский был первым специалистом-«лёгочником» в городе. Кроме основной работы, он консультировал в немецко-русской клинике, а по воскресеньям – ещё и, бесплатно, в еврейской больнице. Быстро появилась и частная практика, обращались за помощью и иностранцы. Доктор Волобринский с супругой и дочерьми. 1928 год.
В Харбине в то время было смешение людей тридцати национальностей. Только иностранных консульств было шестнадцать. Выходцев из России в то время было до 150 тысяч, в том числе, по некоторым данным, до 20 тысяч евреев. Среди эмигрантов было немало антисемитов, объединённых в экстремистские организации, а позднее к ним добавились и профашистские. Они были главными врагами еврейской общины. Китайцы же относились к евреям очень хорошо, с ними не было никаких проблем. В то время у общины действовали две синагоги, школа, больница, дом для престарелых, дешёвая столовая.
С первых же дней доктор Волобринский был настолько погружён в работу, что дочери редко видели отца. Всё воспитание их было на плечах матери. Мария многое дала детям сама и всё время стремилась определить девочек в лучшие детские учреждения. Жизнь научила мать тому, что самое ценное для человека – знания: она не раз сталкивалась с тем, что люди теряли всё нажитое. Мария и сама продолжала образование, окончив высшую стоматологическую школу и затем работая в Центральной больнице зубным врачом.
Сначала сёстры ходили в английский детсад, затем их отдали в подготовительный класс немецкой частной школы, причём пятилетнюю Галлию – вместе со старшей сестрой. В этой школе сёстры проучились до 33-го года: когда Гитлер пришёл к власти, евреи забрали своих детей из немецкой школы. Изучению дочерьми иностранных языков мать уделяла особое внимание.
Жизнь семьи в первые годы – с 1928-го по 32-й – была спокойной. Даже фашиствующие белогвардейцы в эти годы не очень-то позволяли себе что-либо существенное ни против советских властей и граждан, ни против евреев. Тем более, что на железной дороге и в других совместных с Китаем учреждениях, по договорённости между странами, работали только имеющие советское или китайское гражданство. Поэтому часть русского населения, заинтересованная в работе, приняла советское гражданство, хотя и без особого желания. Разница в гражданском статусе мало сказывалась на взаимоотношениях людей в быту. С приходом японцев всё начало меняться…
В 1932 году Маньчжурию оккупировала Япония, поставив у власти марионеточный режим Маньчжуго. Постепенно и советские граждане, и еврейская община стали всё явственней ощущать перемены. Помимо всякого рода административных ограничений, японцы стали усиливать давление с помощью белоэмигрантских экстремистских и фашистских организаций. Целью японцев было – выдавить Советский Союз из Маньчжурии, заполучить полный контроль над КВЖД. Оккупанты для начала стали сквозь пальцы смотреть на действия бандитов и хулиганов. Нападениям и грабежам подвергались служащие и учреждения КВЖД. Участились нападения на богатых эмигрантов, прежде всего евреев, в том числе захват заложников с целью получения выкупа. Весь мир тогда потрясло дело Каспе.
Сын богатого харбинского ювелира-еврея, французский гражданин, талантливый музыкант Семён Каспе в августе 1933 года был похищен шайкой бандитов, действовавших рука об руку с Русской фашистской партией при попустительстве японских властей. Не получив требуемый выкуп, садисты три месяца пытали жертву, отсекая уши, пальцы; затем убили. Их арестовали, суд приговорил убийц к смертной казни, но высший суд Синьцзяна освободил бандитов по закону о помиловании. При этом Русская фашистская партия признала, что «похищение было совершено по нашему распоряжению и носило политический и национальный характер». Заявление японцев о том, что преступники «вели себя как русские патриоты», окончательно обнажило политику японских властей.
Еврейская молодёжь нередко давала отпор хулиганам и фашистам. В частности, действовала спортивная организация «Брит Трумпельдор» («Бейтар»), с которой фашисты предпочитали не связываться. Тем не менее, подобные трагедии вынудили многих евреев покидать Харбин. Часть из них уехала в 1933 году в Палестину.

Как изменился Харбин за более чем полвека. Современный город не сохранил многих зданий и целых улиц тех лет. Даже еврейское кладбище было перенесено на новое место ещё полвека назад, но на новом месте сохранено и приведено в порядок. Но сохранились старая и новая синагоги, и хотя после самоликвидации общины в 60-х годах их здания использовались не по назначению, велось их восстановление, и в здании новой синагоги предполагалось открыть Музей еврейского присутствия в Харбине. Ностальгию вызывали вокзал, бывшие главные ворота города, здания бывших Коммерческого училища, Талмуд-Торы, гостиницы «Модерн»… Набережная Сунгари и старый железнодорожный мост… Бывшая Китайская улица, ныне Центральная, превращённая в пешеходную… Хорошо сохранилось здание больницы на Биржевой - теперь здесь глазная амбулатория. Воспоминания…

После продажи в 1935 году Советским Союзом КВЖД из Харбина в СССР уехали до 30 тысяч советских граждан и тех русских, которые сочли небезопасным оставаться в Маньчжуго. Многие, в том числе и более половины харбинских евреев, уехали в Шанхай, Тяньцзин и другие города Китая. Быть может, и Волобринские поступили бы так же, но у Моисея Самуиловича серьёзно обострился туберкулёз. Через несколько месяцев, когда он достаточно окреп после болезни, в письмах из СССР стали приходить известия об арестах и расстрелах возвращающихся. При консульстве Советского Союза была организована поликлиника, и отец остался работать в ней. Кроме того, у него осталась частная практика.
После того, как в 1933-м году сёстры покинули немецкую школу, они какое-то время занимались дома по программе русской гимназии. В 1935-м начали учиться в английской гимназии, но в 38-м её закрыли японские власти. Ирина успела закончить, Галие оставался последний класс. Занятия в школе велись на английском, но хорошо преподавались и русский, французский и китайский, который со временем заменили на японский. В 38-м Галия поступила в последний седьмой класс Коммерческого училища, должна была закончить с золотой медалью, но за месяц до выпускных экзаменов, по распоряжению японских властей, детей советских граждан исключили из училища. Закрыли и советскую школу. Харбин. Бывшая еврейская больница.
Японские оккупанты действовали всё более жестоко. К арестованным применялись пытки, проводились эксперименты на людях. Нередки были случаи, когда выпущенные на волю арестованные умирали через несколько дней от привитых им болезней. Со временем русских эмигрантов обязали носить значки с флагом царской России. Не носивших этих значков советских граждан теперь можно было легко отличить. Гражданам СССР отказывали в приёме на работу, вынуждая их либо уезжать, либо отказываться от советского гражданства. Моисей и Мария Волобринские оказались в числе самых стойких. Японцы ограничивали контакты советских граждан, вплоть до личных. Один из поклонников Галии тех лет лишь много позже рассказал ей, что его вызвали на допрос, избили и вынудили отказаться от встреч с нею.
С 1939-го по 1945-й годы Ирина и Галия учились дома. В частности, три раза в неделю к ним приходил китаец - преподаватель китайского, истории и философии, бывший консул во Владивостоке. Для занятий с Ириной приглашали хороших русских художников – эмигрантов. Преподавателей часто приглашали к столу: в последние годы и учеников у них было всё меньше, и всё труднее с продуктами, так что эти достойные люди жили впроголодь. По карточкам к концу войны выдавали лишь крупу.
Всё более со стороны японцев проявлялось имперское отношение к китайцам и эмигрантам: все были обязаны посещать японские памятники, кланяться на восток в сторону богов и императора – даже в кино для этого прерывали фильмы. Эмигрантов привлекали к службе в русских отрядах армии, к тяжёлым работам по выходным. К концу войны даже у самых антисоветски настроенных русских эмигрантов отношение японцев, затрагивавшее их достоинство, вызывало отторжение. А после нападения Германии, союзника Японии, на Советский Союз в среде эмигрантов патриотические настроения усилились до предела.
Вступление Советского Союза в войну с Японией 9 августа 1945 года русские в Харбине встретили с ликованием. Но японцы буквально в тот же день арестовали многих, прежде всего советских граждан. Наиболее видных из них, в том числе доктора Волобринского, посадили в тюрьму. Остальных отправили в наспех созданный лагерь, мужчин и женщин – вместе. По счастью, семью доктора не тронули. Когда сёстрам удалось навестить отца в тюрьме, они едва узнали его: три дня он вообще не ел и не пил ничего. Он-то, врач, хорошо знал, какими способами японцы умерщвляли узников, и опасался отравления. Уже то, что присутствовавший при свидании начальник тюрьмы закрыл как бы глаза на передачу отцу домашней еды и кофе в термосе, явилось симптомом близкого конца власти этого жестокого режима.

На конференции доклад Галии Кац-Волобринской был одним из первых. Тема – «Моя учёба в Харбинском политехническом институте и работа на Китайской Чанчуньской железной дороге». Всё настолько было пережито и памятно Галие, что она могла обойтись без конспекта. Всё время доклада – тишина, внимание, затем – единодушные аплодисменты. Для Галии этот день остался незабываемым.
На специальной экскурсии по местам еврейского пребывания в Харбине она встретилась с самым дорогим её сердцу. На кладбище Теодор Кауфман произнёс сначала общие молитвы, а затем – более сорока молитв в память покоящихся. Память…

17 августа первый десант советских войск был в Харбине. По счастью, с отцом японцы не успели расправиться, и он вместе с двумя другими уцелевшими врачами вышел из тюрьмы. Русская эмиграция встретила Советскую армию цветами как освободительницу. Подлинным освобождением этот праздник был для советских граждан: они теперь могли восстановиться на работе в учреждениях КЧЖД (Китайской Чанчуньской железной дороги, как её стали называть). Могли продолжить учёбу они и их дети. Те, кто явно сотрудничал с японцами, независимо от гражданства, были вывезены в СССР и уничтожены. Но с ними вместе пострадали и тысячи невинных, арестованных и отправленных в советские лагеря, где в большинстве и закончили жизнь.
Многих из тех, кто не мог не контактировать по тем или иным вопросам с японскими властями, но вовсе не сотрудничал с ними – работников консульств, религиозных общин, общественных организаций, в том числе еврейских – пригласили на приём в советскую администрацию. Там они долго ждали, а затем их, вызывая по очереди, арестовали и отправили в советские лагеря, в которых посчастливилось выжить единицам. Среди них был и доктор Абрам Иосифович Кауфман, руководитель Еврейской общины. Забегая вперёд, необходимо сказать, что этот достойный человек, так много сделавший для общины, по счастью выдержал лагеря и был освобождён лишь в 1956 году. В 1961-м ему с трудом, с помощью Консульства Израиля, удалось выехать в еврейскую страну, где его ждала семья.
Доктор Моисей Самуилович Волобринский вновь стал работать в Центральной больнице Харбина, хотя здоровье его было уже подорвано. Ирина и Галия теперь могли, по своему усмотрению, и работать, и учиться. Большую роль играло знание ими китайского языка. Ирина была назначена, несмотря на молодость, сразу начальником кадров возрождённого Харбинского политехнического института. Одновременно она стала преподавать на подготовительном факультете для китайских студентов русский язык и черчение. Но ещё и сама занималась: её влекла архитектура, недаром она брала уроки живописи.

Сёстры Ирина и Галина Волобринские, 1942 год
Галия уже с октября 45-го приступила к работе секретаря-переводчика Управления железной дороги, сдав обязательный для переводчиков экзамен по китайскому языку. Одновременно, как только открылись двери Политехнического института, в декабре 45-го она начала заниматься на инженерно-экономическом отделении механического факультета, без отрыва от производства, как принято называть «вечерников». Было очень тяжело, но помогали молодость и энтузиазм. И всё-таки выдерживали далеко не все: на второй курс перевели только половину из группы Галии.
Трудности жизни, работы и учёбы в этот период усугублялись тем, что после войны шло одновременно восстановление дороги, и работникам часто приходилось работать аврально, сверхурочно. В то же время в Китае продолжалась гражданская война, и советские граждане не раз рисковали жизнью, продолжая работать в этих условиях.
В 1948 году скончался отец. Дочери продолжали работать и учиться, хотя, особенно для Галии, это было нелегко. И, тем не менее, ещё учась на 4 курсе, она добилась перевода на должность экономиста, по будущей специальности, и в 50-м, когда Галия закончила институт, опыт работы, а также знание китайского помогли ей выиграть конкурс на единственную вакансию в планово-экономический отдел Управления дороги. Ежегодные праздничные приказы и премии, принятые в советских учреждениях, стимулировали молодого инженера-экономиста.
Но уже в то время Волобринские задумывались над тем, где и как строить жизнь дальше. В конце 52-го планировалась передача КЧЖД полностью китайцам, и тогда всё равно предстоял выбор. Ему предшествовал эпизод, который мог сыграть роль в вопросе об их отъезде. В 1950-м, приехав на экскурсию в Пекин, Галия случайно познакомилась с китайцем - профессором, которому понравился её хороший китайский язык и знание основ китайской философии, редкое среди жителей некитайской национальности.
Действительно, знания многих эмигрантов, к примеру, в философском учении Дао-дэ порой недалеко простирались за составляющие этого названия: "дао" – в переводе – "путь" и "дэ" – "доблесть" и "мораль". Не каждый из эмигрантов свободно мог бы говорить о философских постулатах учения, включающих элементы религии, мистики, гаданий, медитационной практики.
Через некоторое время после философской беседы Галии с профессором о десяти добродетелях и соблюдении заповедей даосизма в Харбин пришёл запрос из министерства, где работал китаец, с предложением Галие работать в этом министерстве. Но в то время это не входило в планы студентки-дипломницы. Статья Галии в китайской газете на китайском языке.
Лишь после войны Волобринские узнали подробности о фашистских крематориях и гетто, а затем и о советских лагерях, о «деле космополитов» и поняли, как важно для еврейского народа собственное государство и как оно нуждается в поддержке. И в 51-м семья решила ехать в Израиль. К тому времени евреев оставалось очень немного, в основном те, кто предполагал уехать в Союз при передаче дороги Китаю. Начали готовить документы, и тут китайские власти стали тянуть с разрешением на выезд как раз из-за запроса из пекинского министерства. В департаменте полиции китаец, увидев фамилию Волобринских, быстро выполнил всё необходимое: доктор Волобринский спас ему жизнь. В конце концов, получив все необходимые документы, сказав соседям, что едут в Пекин, в январе 52-го Мария с дочерьми выехали поездом в портовый город Тяньцзин.
Там действовал Сохнут. Временно их поселили в отеле. Оставалось получить английскую визу, так как в Гонконге предстояла пересадка. И тут возникло осложнение: в английском консульстве потребовали продлить советский паспорт, срок которого истекал через три недели, а именно в конце этого срока пароход прибывал в Гонконг. Советский консул сначала отказался продлить, но в конце концов пропечатал паспорт со словами:
- Гнилая интеллигенция! Едете работать на военных заводах Израиля! Имейте в виду: у нас руки длинные!
Получили английскую визу, дождались парохода, небольшого и совсем не комфортабельного, и после пяти дней нелёгкого плавания вышли на набережную Гонконга. Две недели мать пролежала в больнице Гонконга – сказались волнения и условия плавания. В израильском консульстве получили временный израильский загранпаспорт. Здесь работал двоюродный дядя представителем швейцарской часовой фирмы. И дядя, и другие доброжелатели вполне искренне уговаривали Волобринских остаться. В еврейском клубе даже показали фильм, в котором Израиль представлялся безводной пустыней. Галие предлагали работу лектора в местном университете. Но при этом с нею могла остаться только мать, но не сестра. Это их не устроило. В Израиль летели самолётом 36 часов, с посадкой в Бангкоке.

Организация этой конференции была отменной. И вот заключительный банкет в зале Академии, украшенном лентами и воздушными шарами. После приветственной речи президент Академии профессор Цюй Вэй открыл чествование Тедди Кауфмана, которому как раз 2 сентября исполнилось 80 лет. Вечер был незабываемый. На следующий день гости начали разъезжаться по своим семи странам. Галия с внуком задержались на день из-за времени отлёта самолёта. День не пропал даром: одна из профессоров Академии возила её на своей машине по всем интересовавшим Галию местам. И в этот день, прощаясь с городом её молодости, она невольно воспоминаниями переносилась в страну, где прошла вторая, большая часть её жизни и где её ждала встреча с домом, близкими. Вспоминала свой первый прилёт в молодой тогда Израиль…

Итак, в конце февраля 1952 год население Государства Израиль пополнилось тремя репатриантками. Прилетели на аэродром Бен Гурион уже к ночи, спустились по трапу самолёта, и после многочасового перелёта земля израильская была так гостеприимна, ночной воздух так чист, что сели на скамейку и долго сидели – дышали свежим воздухом. А за это время представители Сохнута, встречавшие пассажиров самолёта, уехали. Пришлось просидеть на стульях до утра. Получили теудат-оле, и на грузовике их отвезли в хайфский лагерь «Цаар алия» - «Ворота алии». В то время и Израилю, и его жителям, и тем более репатриантам было совсем нелегко, и очень во многом. Тысячи обитателей лагеря жили в палатках, питались неважно из общих котлов. Грубый хлеб. В палатках нет света. Неблагоустроенные туалеты. Миллионы мух…
Чтобы обрести самостоятельность или хотя бы улучшить бытовые условия, нужно было устроиться на работу. Галие помогла рекомендация людей, которым Волобринские привезли передачу из Китая. Маленькой пароходной компании нужна была секретарь-курьер со знанием английского и французского и печатавшая на машинке. Иврит им был не так важен: тогда ещё в Израиле говорили на английском. Ульпанов в лагере и в ближайшем окружении не было, учить иврит было негде. Ирина устроилась работать в отеле.
При первой возможности переехали в пересыльный лагерь «Маабара» на горе Кармель. И здесь начали с палаток, но уже можно было готовить себе самим. Пошли дожди, сильные ветры – палатку снесло. Перевели в бывшую английскую казарму – здесь уже главной роскошью было электричество. Дорога из лагеря до работы занимала минут сорок, идти надо было лесом, порой рано утром или вечером, когда ещё или уже темно. Вокруг жили преимущественно арабы. Девушкам было совсем не безопасно: шли, прислушиваясь, и при звуках шагов прятались в лесу. Как только стали зарабатывать, пытались снять квартиру, но это оказалось нелёгким делом: по действовавшему закону въехавший в квартиру с вещами имел право претендовать на проживание и далее, поэтому люди не хотели сдавать.
Кроме основной работы в пароходной компании, Галия подрабатывала, давая уроки английского и французского. Как-то, прочтя объявление в газете, позвонила и стала вести переписку старого араба-бизнесмена на английском. Когда вскоре старик решил уехать из страны и продать квартиру, Волобринские сделали всё возможное, чтобы достать необходимую сумму.. Галия даже уволилась в пароходстве, чтобы получить «пицуим» - отпускные, и перешла на работу на железную дорогу. Так же поступила и Ирина, перейдя в отдел чертежей Управления дороги. Взяли ссуды. Продали многое, даже маленький холодильник, привезённый из Гонконга. Словом, купили квартиру «под ключ». Когда Галия в 1956-м вышла замуж и уехала к мужу в Рамат-Ган, Ирина с матерью остались в этой квартире и со временем тоже переехали в Рамат-Ган. Ещё в Хайфе, наряду с работой, Ирина много времени отдавала живописи, участвовала в выставках. В Рамат-Гане она полностью посвятила время искусству, устраивая в том числе и персональные выставки. Прожила ещё четверть века и умерла в 2001 году. Галия с мужем и дочерьми
После переезда в Тель-Авив Галия стала работать в Институте производительности труда, где организовала и затем возглавляла много лет службу технической информации. Одновременно она много занималась переводами, окончила Институт международных переводчиков с английского, французского и иврита. В 69-м Галия сдала в Женеве тест на международного переводчика ООН, ей предложили работу в Женеве. Но это значило бы – оставить, пусть на время, мужа, двух дочерей – она не могла себе это позволить. Муж, главный инженер Центра по монтажу электрооборудования больниц, с утра до вечера был поглощён работой. Галия отказалась и была вознаграждена не менее интересной и почётной работой: в 1972-75 годах она участвовала в работе по переводу на русский язык для репатриантов Танаха. Многим ли посчастливилось работать с такими первоисточниками, как «Пять книг Торы» и «Первые и последние пророки», причём, как сказано в предисловии к Торе, этот том, изданный в новом русском переводе, «отличается большей точностью, чем все существующие переводы его на другие языки». Там же сказано, что «…сотрудники-специалисты выполняют эту работу с энтузиазмом и преданностью, точно и аккуратно». В их списке – и Галия Кац – это её фамилия по мужу.
Нельзя не упомянуть о том, в каких нелёгких условиях пришлось работать Галие над столь ответственной и трудной темой. После основной работы в Институте производительности труда приходилось заниматься домашним хозяйством, дочерьми-школьницами, и лишь где-то после девяти до двух ночи Галия трудилась над переводом. По понедельникам на весь день уезжала в Иерусалим, в один из институтов иудаистики Мосад арав Кук, где редактировался перевод. Там она согласовывала очередную часть текста, переведённого за неделю.

С президентом Всекитайской ассоциации дружбы с зарубежными странами Чэнь Хаосу
Её ответственность и целеустремлённость в работе характеризует такой случай. В ненастный зимний понедельник Галия ехала на многоместном такси в Иерусалим. В Рамле полицейские останавливали всех, предупреждая, что из-за сильного снегопада и нулевой температуры проехать не удастся, и предлагали всем, у кого нет срочной необходимости, вернуться. Трое решили рискнуть, и Галия присоединилась к ним. Водитель согласился, и очень медленно им почти удалось доехать, но где-то в километрах четырёх от Иерусалима стало ясно, что дальше они в ближайшие часы не продвинутся ни на метр. Решила идти пешком – мосад находится на въезде в город - по мокрым снежным заносам и слякоти.Когда уже в час дня уставшая Галия вошла во двор мосада, в нём даже дорожки не были расчищены от снега: рабочий день отменили из-за снегопада. Путница окоченела, ноги промокли. Охранник пустил обогреться и напоил чаем. Галие, не имевшей близких знакомых в Иерусалиме, пришлось позвонить в квартиру раби Давида Йосифона, руководителя их редакторской группы, который жил, по счастью, в соседнем доме. Квартира, как и у многих в те годы, не отапливалась, и при температуре ноль градусов раби накормил гостью и, предоставив ей отдельную спальню и восемь одеял, оставил отогреваться и отсыпаться до утра. Компенсировать упущенное время ей пришлось во вторник, задержавшись до вечера в Иерусалиме.
В 1974-75 годах Галия перенесла подряд две тяжёлые утраты: смерть мужа и смерть матери. Переживая эти потери, Галия написала ряд стихов в их память, затем ряд других. Её творчество поддержал сам издатель Стемацкий, и в 2005 году издана книга стихов «Мысли и чувства».

Работает и над мемуарами, которые тоже планирует издать отдельно.
Галия Волобринская-Кац – член Президиума Ассоциации выходцев из Китая – Игуд Иоцей Син. Она была в числе организаторов и ныне член Президиума Общества дружбы Израиль - Китай, созданного в 1992 году, сразу же вслед за установлением дипломатических отношений между двумя странами.
Две дочери Галии успешно работают: старшая – редактор, младшая – дизайнер. Каждая порадовала бабушку тремя внуками.
И сейчас Галина Моисеевна Волобринская-Кац, одна из тех немногих в Израиле, кто, зная китайский язык, продолжает активную работу с гостями из Китая и их представителями. Пройдя такой нелёгкий, но интересный жизненный путь, она и сегодня полна творческих планов.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il

БЕЙТАРОВЕЦ ИЗ ХАРБИНА - СТРОИТЕЛЬ МОЛОДОЙ СТРАНЫ (Арье Мдорский)

Михаил Ринский

БЕЙТАРОВЕЦ ИЗ ХАРБИНА -
СТРОИТЕЛЬ МОЛОДОЙ СТРАНЫ

Арье Мадорский – из рода тех энергичных и волевых сынов еврейского народа, которые смело пересекали всю Россию с запада на восток, осваивая новый «Клондайк» - Маньчжурию, а затем, по зову крови и сердца, преодолевали такое же расстояние с востока на запад, чтобы отстоять и освоить, заселить и превратить в сад бесплодную землю своих предков.

В НЕВЕДОМЫЙ КРАЙ
Беспросветной, безрадостной была жизнь многодетной ортодоксальной ёврейской семьи за российской чертой оседлости в начале ХХ века. События 1905 года и затем погромы, прокатившиеся по губерниям за этой чертой, придали решимости даже жителям местечковой глухомани. Многие снялись с насиженных мест и устремились на запад, по большей части за океан. Но немало было и таких смелых, кто, воспользовавшись царскими посулами свобод и льгот для переселенцев на восток, уехал в сибирские города. И уж совсем отчаянные, а может и отчаявшиеся проехали прямиком в новую сферу интересов Российской империи, в Маньчжурию, где быстро рос новый город Харбин, центр Китайско-Восточной железной дороги.
Одним из таких смельчаков оказался Израиль Мадорский, проделавший со своим семейством путь длиной в несколько тысяч километров из городка Рогачёва Могилёвской губернии. Не так-то просто было ортодоксальному еврею освоиться и найти свою ячейку в жизни северокитайского «Клондайка», каким в ту пору был Харбин, да так, чтобы прокормить многочисленную семью. Израилю повезло: он стал одним из работников еврейской общины, быстро пополнявшейся в годы Первой мировой, а затем и Гражданской войн и имевшей вес и авторитет в городе и в Городском собрании.

Авраам Израильевич Мадорский
Дети подрастали, и каждый находил себе то или иное своё жизненное место. Один из сыновей, Абрам, устроился на работу в контору Лопато, Англо-американской табачной кампании. В Харбине было немало представительств различных компаний, и вообще – процветала торговля, и большинство еврейского населения было занято в этой сфере.

НОВЫЕ ВРЕМЕНА
В годы, совпавшие с революцией в России, молодой Абрам женился на Софье Левиной, родители которой были из Вильно. Первый ребёнок у них умер в младенчестве, затем, в 1920 году, родилась дочь Рахиль, и только через восемь лет, в 1928-м – сын Арье, герой нашего очерка.
Новая Советская власть утвердилась на КВЖД только после Гражданской войны, когда десятки тысяч эмигрантов из России, большей частью белогвардейцев, пополнили население города. Встал вопрос о гражданстве русскоязычного населения. КВЖД и бывшие российские, а теперь советские предприятия и учреждения являлись основными работодателями для россиян. По договору советских и китайских властей на КВЖД могли работать только граждане СССР и Китая. Это вынудило большинство россиян принять советское гражданство, из остальных многие предпочли остаться в статусе российских эмигрантов. Остались ими и Мадорские: для евреев, занятых в торговле, такой статус давал большую свободу. В то время, за счёт жёсткой политики властей по пресечению уголовщины и экстремизма, по крайней мере белогвардейские антисемиты ещё не проявляли в полной мере свою ненависть по отношению к еврейской общине.

Софья Львовна Мадорская-Левина
КВЖД оставалась одним из мировых районов, накалённых до предела: здесь сошлись интересы прежде всего СССР и Японии, но и мировые державы и их разведки всеми способами старались внедриться в район: в Харбине было 16 консульств разных стран. Немало и иностранных китов бизнеса открывали свои конторы в перспективном районе с богатыми природными ресурсами и дешёвой рабочей силой. Как раз в одной из этих фирм и работал Абрам Мадорский, и очень дорожил своим местом: эту фирму не трогали ни власти, ни эмигрантские шантажисты.

ЯПОНСКАЯ ОККУПАЦИЯ
Когда в 1932 году японцы фактически оккупировали Северный Китай и создали марионеточное государство Маньчжуго, а в 1933-м в Германии к власти пришли фашисты, в среде русской эмиграции была создана профашистская, а затем и откровенно фашистская партия. Японские власти сквозь пальцы смотрели на их антисоветские и антисемитские выпады, всё более частые и наглые. Выходки белоэмигрантов японцам были нужны как одно из средств «выдавливания» Советского Союза с КВЖД. Было создано Бюро по делам российской эмиграции во главе с генералом Кислицыным, и через это бюро японские власти контролировали действия эмигрантов и реализовывали свои приказы. Таким образом, формально оставаясь в стороне, японцы направляли действия фашиствующих молодчиков. Но те не ограничивались третированием советских граждан и учреждений: они шантажировали, грабили и убивали богатых людей, прежде всего евреев. Весь мир был потрясён похищением и жестоким убийством в 1933 году сына харбинского ювелира-еврея, французского подданного, молодого музыканта Семёна Каспе. Несмотря на признание в этом преступлении Русской фашистской партии, суд, а затем и японские власти оправдали убийц.
После этого многие евреи уехали из Харбина. Оставшиеся усилили самооборону. Ещё в 1929 году в Харбине была создана харбинская секция всемирной военно-спортивной организации «Брит-Трумпельдор» («Бейтар»), по типу существовавших с 1923 года в других странах. Затем, в конце 1930-х годов, по инициативе доктора Авраама Кауфмана организовали «Маккаби». Эти молодёжные организации, помимо огромной спортивной работы, занимались и подготовкой самообороны. Они сыграли большую роль в отпоре антисемитам. Арье рассказывает, что когда при выходе из синагоги молившиеся подверглись нападению хулиганов, срочно сообщили бейтаровцам, и они разогнали антисемитов. Уличные инциденты были частыми. Приходилось с ними сталкиваться и самому Арье.

Спортивная команда Бейтара. Третий - Арье.
В этих непростых условиях еврейской общине во главе с доктором А. И. Кауфманом было крайне сложно отстаивать свои интересы. Но в принципиальных случаях руководство действовало бескомпромиссно. Так, когда на первой странице газеты фашистов «Наш путь» появился рядом с заголовком антисемитский эпиграф, доктор Кауфман добился от японцев запрещения этого подстрекательского лозунга.
Арье рассказывает и такой случай. В так называемом Трёхречье было несколько казачьих станиц, ещё со времён первых русских поселений в Маньчжурии. Как-то на главной улице Харбина – Китайской – прохаживалось трое станичников, в казацких папахах, в шароварах с галунами. Навстречу – два еврейских парня из «Бетара», один из них – известный силач Вуля Кругляков. Казачки не могли спокойно пройти мимо «жидовских морд», а вслед за оскорблениями попробовали перейти к делу. Вуля на всякий случай отослал приятеля за подмогой, но тот не успел с нею вернуться, как Вуля уложил всех троих. И тут доктору Кауфману удалось уладить конфликт, уже как бы в качестве и обвинителя казаков, и адвоката ребят.

Спортивная команда Бейтара. Внизу в центре - Арье.
Был случай, когда русские гимназисты перекрыли выход из ворот учащимся Коммерческого училища, среди которых был и Арье, с угрозой избить выходящих. По счастью, в здании был доктор Кауфман, наряду с прочими обязанностями преподававший еврейскую историю. Он вызвал полицию, и хулиганы разбежались.
Японский режим оккупации был жесток, особенно для советских граждан, которым запрещалось работать, а детям – учиться, ограничивали в выдаче продуктов по карточкам. Но скудные пайки были и у так называемых «русских эмигрантов», к которым относились и Мадорские. Лучшие пайки полагались эмигрантам из стран – союзников Японии, даже если они были врагами режима Гитлера и беженцами от фашистов.

Бейтаровец Арье Мадорский, 1944 год.
Жестокость японцев характеризуют факты заражения арестованных тяжёлыми заболеваниями, от которых они погибали. Арье рассказывает, что за прослушивание передач иностранного радио был арестован отец его соученицы. Через несколько дней его труп привезли семье для захоронения: якобы заразился и умер от тифа.
Подпольную работу в Харбине вели оставленные в городе сотрудники советских органов. Как рассказывает Арье, японцы долго не могли найти подпольную рацию, передававшую свои сообщения из центра Харбина. Несколько специальных машин пытались её запеленговать, не в силах даже представить себе, что передачи велись из…подвала жандармерии.

Студенты у японского кинотеатра. Второй слева - Арье.
После прихода советских войск многие харбинцы с удивлением узнали в одном из майоров Советской армии человека, которого ещё недавно видели в форме белогвардейского офицера. Что ж, такие случаи были не только в Маньчжурии: автор этого очерка писал в «Новостях» о том, как преподаватель географии в белорусской школе после немецкого вторжения в форме офицера СС посылал на смерть советских евреев.

В СЕМЬЕ МАДОРСКИХ
Несмотря на сложную обстановку, Абраму и Софье Мадорским удалось «вывести в люди» своих детей, дать им достойное высшее образование. Старшая дочь Рахиль, окончив полный курс Коммерческого училища и затем – Английского колледжа, получила звание бакалавра английской литературы и уехала в город Тиянзин. Там жили родственники, известные коммерсанты Ханины. Со временем ветвь семейства Ханиных приедет в Израиль. А в те годы они тепло встретили Рахиль, она работала в офисе одной из фирм, вышла замуж там же, в Тяньзине и в1951 году уехала с семьёй в Австралию.
Арье достиг школьного возраста только к 1935 году. Абрам и Софья отдали сына в еврейскую Талмуд-тору, где Арье окончил полный курс – шесть классов. И очень кстати: будущему репатрианту знание иврита ещё как пригодится в дальнейшей жизни.
Затем – школа языкознания, бывшее коммерческое училище. Арье оканчивает её в конце 1944 года круглым отличником, «с занесением имени его, - как говорится в аттестате, - на Золотую доску Училища (Золотая медаль)». При японцах учебный год начинался в январе и заканчивался в декабре.
Интересно, что среди всех до единой «пятёрок» в аттестате, в котором обложки - на китайском, а оценки вписаны на русском, есть одна любопытная оценка: 31/2 (три с половиной) по «военной подготовке». Оказывается, такая оценка ставилась всем учащимся. Четвёрка ставилась только старшине, пятёрка – обучающему инструктору. Так было принято.
Военная подготовка преподавалась при японцах и в «русских» учебных заведениях. Мало того: готовясь к войне с СССР, японцы создали из белоэмигрантов Харбина две воинских части.
В августе 1945 года Советская армия освободила Харбин. Встречена она была всеобщим ликованием русскоязычных, в том числе и еврейской, общин. Даже для людей, не испытывавших материальных трудностей, оккупанты были оккупантами.
Но чрезмерная эйфория вскоре начала проходить. Начались аресты «лиц, сотрудничавших с оккупантами». В число их попали не только белогвардейцы из упомянутых русских воинских частей, не только руководство «бюро по эмиграции», но и, совершенно без всяких оснований, доктор А. И. Кауфман, так много сделавший для спасения людей. Забегая вперёд, скажем, что из жестоких сибирских лагерей он был вызволен благодаря заступничеству первого Посла Израиля в СССР Голды Меир и затем жил в Израиле.
. Чтобы иметь возможность нормально жить, работать и учиться и не оказаться в сибирских лагерях, Мадорские приняли советское гражданство. Благодаря этому, когда в том же 1945 году возобновил работу Харбинский политехнический институт при КВЖД, Арье поступил на строительный факультет. После образования молодого еврейского государства Арье всей душой стремился принять участие в его становлении и борьбе за существование, но разумом он понимал, что как специалист принесёт большую пользу. Поэтому, лишь получив диплом, молодой инженер-строитель оформил документы и, не теряя времени, в 1950 году выехал на Ближний Восток.

Молодой инженер Арье Мадорский, 1950 год.

СТРОИТЕЛЬ СВОЕЙ СТРАНЫ
Путь от Харбина до аэродрома Бен-Гурион к тому времени был, как говорится, накатан. До Тяньцзина – железной дорогой, затем по морю – до Гонконга, откуда самолётом, с посадками в Таиланде, Индии, на военной базе в одной из арабских стран и, наконец, на аэродроме Бен-Гурион. После приземления Арье целовал асфальт незнакомой, но уже родной страны.
Как и многих репатриантов в те годы, прямо с аэродрома Арье отвезли в лагерь «Шаар-алия» - «Ворота алии», под Хайфой. Жизнь в лагере в те годы была не сладкой: палатки, неблагоустроенные туалеты, питание из общих котлов… Предложили работу в кибуце. Но Арье не согласился: он не был уверен, что там предложат работу, соответствующую его диплому. Молодому, здоровому, спортивному парню ничего не стоило перемахнуть через забор лагеря, и вот он уже в Хайфе. Его направили в Гистадрут, в отдел инженеров. Никто и там ему не помог. Лишь единственный человек по фамилии Натан, которому Арье благодарен по сей день, направил его в «Машбир-а- Мерказит» - «Распределительный центр». Предложили работу через две-три недели, но что ему было делать это время, без денег, без крыши над головой? Арье согласился на работу инженера в Отделе общественных работ, по строительству дорог.
Для начала Арье снял даже не комнату – только кровать у семьи олим-хадашим, которые сами снимали эту квартирку в неблагоустроенном районе Хайфы. Вторую кровать в той же комнате снимал грузчик хайфского порта. Не было даже прикроватных тумбочек. Как-то, проснувшись, увидел на своём чемодане огромную крысу.
Через полгода приехали родители. Сначала сняли комнату в хайфской гостинице, но это было слишком дорого. Нашли комнату в Кирьят–Москине. Арье какое-то время жил с ними. Отец пытался искать работу, но в его годы «за пятьдесят» устроиться было нелегко. Какое-то время работал – развозил хлеб из пекарни по магазинам. В те годы в Израиле было трудно всем.

Сержант инженерных войск Израиля, перед парадом в День Независимости, 1953 год.
. В 1952-54 годах Арье Мадорский служил в армии, в инженерных войсках. Бывал по ходу службы в Эйлате, где в то время было несколько домов. Участвовал в Синайской компании 1957 года. Затем инженер Мадорский работал на строительстве различных объектов, как гражданских, так и специальных, внеся и свой большой вклад, так необходимый бурно развивающейся и отстаивающей свою независимость молодой стране. Позднее многие годы Арье - в учреждениях министерства госбезопасности в должности начальника отдела.

Служба в Эйлате

Конечно, его многолетняя плодотворная работа не ограничивалась только должностной, «от» и «до». Им написано несколько инструкций по экономике строительства. В начале 90-х годов, когда из СССР хлынула «большая алия», в Доме инженера на улице Дизенгоф в Тель-Авиве участвовал в приёме и направлении на работу олим-хадашим..
Женился Арье ещё в 1954 году, после службы в армии. Тамар – уроженка Тель-Авива. Родители её – выходцы из Латвии. Тамар много лет проработала в Министерстве строительства Израиля, затем – в газете «Едиот- Ахронот». В 1957 году в молодой семье родилась дочь Орли, со временем она окончила Тель-Авивский университет.. Орли и её муж – адвокаты, у них – своя контора, трое детей. Вторая дочь Дана родилась в 1968 году, доктор медицины, хирург одной из больниц. Муж – инженер-электрик. Дети только подрастают. Младший сын Йоав,1973 года рождения, окончив армейские компьютерные курсы, совершенствуется в этой специальности.
Выйдя в начале девяностых годов на пенсию, опытный инженер счёл, что ему ещё рано «складывать оружие» и ещё десяток лет, до 2000 года, вёл надзор за строительством. Арье Мадорский вполне удовлетворён своим непростым, но насыщенным жизненным путём. Его детство и юность прошли в одном из интереснейших городов, где на его глазах три великих державы относительно бескровно – редкий случай – боролись за свои интересы. И затем всю свою энергию, знания и полвека труда он посвятил своему народу и его молодому Государству Израиль. И вырастил для них достойную смену.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il

ВЕК СЕМЬИ ПОДОЛЬСКИХ

Михаил Ринский

ВЕК СЕМЬИ ПОДОЛЬСКИХ

История семьи Подольских – наглядный пример, с одной стороны, неспокойной и ненадёжной жизни даже зажиточной еврейской семьи в диаспоре, а с другой - благополучной и плодотворной жизни и работы их потомков в собственной стране.

Местечко Добрая Величковка под Николаевом мало чем отличалось от себе подобных в черте оседлости начала ХХ века. Столетиями жили здесь евреи; у каждого и у всех вместе жизнь проходила как по одному написанному неведомой рукой сценарию. Рождались, росли; мальчики учились в хедере, девочки готовились к семейной жизни; потом заводили семьи, рожали себе подобных, растили их, играли им свадьбы, нянчились с их внуками и мирно отходили в мир иной. Если, конечно, не становились жертвами погромов.
Многодетная семья Подольских, как и другие еврейские семьи, всё время жила под угрозой новой волны погромов. Они прокатились отголоском событий 1905 года. В Первую мировую войну трудно жилось всем. В гражданскую добавились бандитские наскоки, погромы. Спасаясь от них, семья Подольских перебралась в Николаев: всё-таки большой город, жизнь стабильнее и безопаснее. Кончилась гражданская война – начался НЭП. Но только поднял голову предприимчивый еврей, как снова прижали частника. Началось раскулачивание. На селе сажали и ссылали кулака, в городе – зажиточного кустаря. А тут ещё и несколько засушливых лет. На Украине начался голодомор, эпидемии. И вновь кто-то смирился со своей судьбой, а кто-то попытался взять судьбу в свои руки.
Многие евреи подались из-за черты оседлости ещё в Первую мировую. В гражданскую войну переселение приняло массовый характер. В зависимости от возможностей, уезжали кто в Америку, кто в центр России, а кто – на Дальний Восток. Когда закрыли путь на Запад, тем, кто стремился вырваться из страны, оставалось только попытаться через Китай. В числе избравших этот непростой и опасный путь был и один из сыновей Подольских: в 1932 году 28-летний Ефим приехал во Владивосток, договорился с проводниками-контрабандистами и, перейдя нелегально границу, оказался в Маньчжурии. Обосновался в "русском" городе Харбине, центре Китайско – Восточной железной дороги (КВЖД), построенной царской Россией.
1932 год был как раз одним из решающих в борьбе Японии за полное вытеснение СССР. Время было непростое не только для советских граждан, многие из которых спешно покидали Маньчжурию. И евреи – не граждане СССР в то время если не возвращались в Россию, зная, что их там ожидает, то уезжали в Америку, Австралию или Внутренний Китай. Опасались не так японцев, как поднявших головы антисемитов всех мастей, бежавших из России сюда в гражданскую войну. Тем не менее, молодой и энергичный Ефим, начав продавцом в магазине мануфактуры на Китайской улице, подзаработав, открыл своё дело – магазин мехов и мануфактуры "Конкурент" на углу Китайской и Мостовой.
Через два года после приезда Ефим женился на дочери портного Симона Жорова и жены его Марии, приехавших в Китай ещё в 1916 году. В семье у них было десять детей. Избранница Ефима Лея была пианисткой, давала уроки музыки. В 1936 году у молодых родился сын Сева, а ещё через три года – дочь Фира.

Несмотря на японскую оккупацию, на антисемитские и просто хулиганские выходки местных русских бандитов и фашистов (в 1933 году мир был потрясён похищением и убийством сына еврейского богача Каспе), у Ефима дела шли хорошо. Материально жили в достатке, в отличной съёмной квартире в престижном районе, в известном доме Муравчика. Был повар-китаец, знавший русский язык. Была няня, а затем гувернантка – интеллигентная, из русских дворян.
Семья Подольских не имела советского гражданства. Ефиму, нелегально эмигрировавшему, вообще от советских властей ничего хорошего ждать не приходилось, да они к 1932 году в Харбине и власть потеряли. А семья Леи прибыла в Харбин до революции, и имевшему своё дело Симону ни к чему было подчинять себя советским законам. В 30-х годах, в период японской оккупации, и до 1945 года, до окончания войны граждане СССР преследовались японцами и белогвардейцами, а в конце войны их японцы сажали в тюрьмы и убивали. Их детям не разрешали учиться в школах, в голодные военные годы им не выдавались продовольственные пайки.
Сева начинал учёбу в Талмуд-торе при еврейской школе. Окончил все семь классов этой еврейской школы уже в 1950 году – к этому времени в седьмом его классе оставалось всего три ученика, и после их выпуска школа закрылась. Многие еврейские семьи, которые не уехали ещё в начале 30-х годов, эмигрировали позднее, а с другой стороны – было и немало евреев из Германии и оккупированных стран Европы, бежавших от фашизма. И почти окончательно "еврейский вопрос", как ни парадоксально, был решён в Харбине после прихода Советской армии осенью 1945 года.

С другом
Японцы создали из белоэмигрантов целое войско, мечтавшее, пока немецкие войска победоносно продвигались к Волге, что и Япония с тыла вступит в войну и отдаст им на откуп Дальний Восток, а то и Сибирь. Это горе-войско той же осенью 1945-го было отправлено в Сибирь, а генералы и высшие офицеры уничтожены. Всё же остальное русскоязычное население, включая и евреев, с воодушевлением встретило освободителей. Но эйфория быстро прошла: начались аресты по обвинению в "сотрудничестве с японскими оккупантами.
Под эту статью при желании можно было подвести немало и невинных людей, обращавшихся поневоле к властям за каким-нибудь разрешением. Например, руководителям той же еврейской общины приходилось добиваться от властей и решения вопросов жизнедеятельности больницы и школы, и разрешения на въезд эмигрантов-евреев из Европы, и массы других вопросов. Эти люди не только никого не выдавали, но рисковали собственными жизнями: коварство и жестокость оккупантов были непредсказуемы.
Тем не менее, советскими властями одними из первых были арестованы руководители и актив еврейской общины, в том числе её многолетний известный и уважаемый деятель всего дальневосточного еврейства Авраам Кауфман. Аресты проводились по спискам, заранее составленным по донесениям оставленной при уходе с КВЖД сети осведомителей из русскоязычного населения. Списки не только членов белогвардейских отрядов, но и руководства еврейской общины сохранились в архивах 30-х годов.
Ефима Подольского арестовали прямо в магазине. Оказалось, что аресту подлежал другой Подольский, из белогвардейцев, того не нашли, а приказ надо было выполнять "по поголовью". Разобравшись, Ефима Подольского отпустили, но предупредили, что, мол, есть и другие списки, могут взять и по ним. Друг предлагал Ефиму иностранный паспорт, чтобы скрыться, но он наотрез отказался оставить семью. За ним снова пришли и снова взяли прямо в магазине.
Ефим Подольский в свои сорок с небольшим был здоровым, красивым человеком, когда его отправили в лагеря ГУЛАГа. Холод, голод, тяжёлая работа на морозе сделали своё дело. После смерти Сталина в 1953 году его реабилитировали. Но это был уже больной, надломленный человек. За почти десять лет лагерей он смог переправить семье в Харбин только одну открытку. После выхода на свободу Ефим Подольский не получил права вернуться к семье в Китай. С трудом добрался он до Москвы, где жила сестра. Подал прошение о временной визе, якобы забрать семью и увезти её на целину. В 1956 году Лея и дети постаревшего, измученного болезнями мужа и отца, инвалида с навсегда скрюченными пальцами.
В отсутствие мужа Лее с большим трудом удалось выходить детей. В 1950 году сын Сева, закончив семь классов еврейской школы, продолжил учёбу в русской школе и через три года, окончив её с серебряной медалью, поступил в Политехнический институт, на строительный факультет. К этому времени и на КВЖД, и в институте "правили бал" уже китайцы, для поступления в институт требовалось знание китайского языка, иначе следовало пройти подготовительные курсы. Севе курсы не потребовались, китайский он знал и был принят.

С другом в Харбине
Первые три курса преподавание велось на русском языке, далее – на китайском: Группы всего курса факультета объединили из-за большого "отсева" студентов. В "русской" группе на первом курсе было 25 человек, в том числе три еврея. Но русскоязычное население Харбина быстро сокращалось, в связи с передачей СССР железной дороги китайцам, да и в разные страны уезжали многие, опасавшиеся возвращаться в Россию, несмотря на перемены. Евреи – тем более: теперь уже было своё Государство Израиль. Многие студенты, в том числе и китайцы, не имея достаточной подготовки, а то и не в силах прожить на мизерные стипендии, покидали институт. В результате, в 1958 году на выпускном курсе Строительного факультета оставалось всего шесть человек из группы. В том числе Сева Подольский. Он до сих пор - в связи с оставшимися двумя, живущими в Австралии.

Возможно, и Сева был бы вынужден прервать учёбу, если бы семье удалось ранее эмигрировать, но приехавшему тогда, в 1956 году, отцу пришлось снова вернуться в Москву. Временную трёхмесячную визу надолго продлить не удалось. В Москве Ефим продолжил борьбу за воссоединение с семьёй, но тяжело заболел редкой болезнью, последствием его лагерных жизненных условий, и Лее с огромным трудом удалось достать и переслать ему необходимые лекарства. Только в 1958 году Ефим Подольский вернулся к семье в Харбин. Как только Сева получил диплом в институте, семья подала документы на выезд в Израиль. Но российское консульство в течение двух с половиной лет тянуло с выдачей разрешения.

Тем временем Сева приступил к работе как инженер-строитель. Первые полгода он работал при своём Политехническом институте, занимаясь строительными работами. Далее трудился при крупном механическом заводе, проектируя типовое жильё для его рабочих. Но когда потребовалось выехать к месту строительства, власти визу не дали. Оставшееся до отъезда время преподавал китайцам русский язык.
В этот период Сева женился. Наталья – из семьи русских эмигрантов-педагогов. Её дед и бабушка вернулись в Советский Союз. Мама, врач-гинеколог, вторично вышла замуж и уехала с мужем в Израиль раньше Подольских. Наталья также преподавала китайцам русский язык. В 1961 году у молодых родился сын. И как раз в том же году Подольские получили, наконец, все необходимые документы на выезд в Израиль. Очевидно, этому способствовало резкое ухудшение отношений в то время между Союзом и Китаем.
Наконец, семья Подольских – на исторической родине. Как и все, прошли абсорбцию, совсем не простую для Ефима и Леи. В конце концов, оказались в Хайфе, где, несмотря на подорванное здоровье, Ефим работал простым рабочим на механическом заводе. Лея тоже ещё некоторое время работала. Фира, которая ещё в Харбине окончила курсы чертёжников, в Хайфе устроилась по этой специальности.
Абсорбция молодой семьи Севы прошла относительно удачно. По приезде поселились в Бер-Шеве. Сева работал инженером на ряде объектов гражданского строительства в Димоне, На Мёртвом море, в других городах. Но уже в 1964 году приступил к работе в строительном отделе Иерусалимского университета. Инженер Подольский многое сделал для роста этого огромного научного и учебного заведения, признанного одним из лучших в мире. Наталья по приезде в Израиль окончила курсы библиотекарей и работала в библиотеке Иерусалимского университета.

У строящегося здания бассейна
В тот период велась огромная работа по строительству комплекса новых зданий на территории Гиват-Рам. Территория на горе Ар а-Цофим, где был основан Еврейский университет ещё в 1925 года, оставалась ещё внутри части Иерусалима, оккупированной Иорданией. Там оставалась библиотека и ряд других частей Университета под охраной солдат ЦАХАЛа в штатском. Страна остро нуждалась в специалистах. Кроме зданий в Гиват- Раме, университет занимал ряд зданий в городе. Сельскохозяйственный факультет находился и до сих пор находится в Реховоте.
Когда Сева приступил к работе, уже была развёрнута работа по строительству комплекса географического и геологического факультетов. Работаы велись в авральном режиме. В конце 1964года Подольскому предложили на выбор: курировать окончание строительства этого комплекса, или взять на себя роль заказчика в новом крупном объекте – университетском бассейне. Сева, естественно, проявил интерес к строительству с нуля «своего» объекта. Все решения принимались с его участием. В том числе выбор длины ванны бассейна. Предполагали строить олимпийскую длиной 50 метров, но территория не позволила, и остановились на размере 33х15 метров. В 1965 году начали строительство, но в 1967 году пришлось остановить из-за шестидневной войны, затем продолжили. Параболоидный монолитный свод крыши строительная фирма «Солель-Боне» бетонировала двое суток, день и ночь, непрерывно. В 1968 году бассейн был построен и по сей день служит студентам и выпускникам университета.

Строится бассейн
В 1967 году в результате Шестидневной войны иорданские войска были изгнаны из Иерусалима. В этой войне активно участвовал и Сева Подольский – он был расчётчиком в артиллерии. Сразу же после этой войны развернулось колоссальное строительство комплекса зданий Еврейского университета на его старой территории, на горе Ар а-Цофим.
После бассейна Подольский курировал проектирование и строительство 5-этажных зданий общежитий для студентов на 440 мест. Каркас и перекрытия зданий были монолитные, а наружные стены – из сборных панелей, которые бетонировали в формах на строительной площадке. Когда общежития закончили, как раз летом приехали иностранные студенты. Верующие студенты отказались войти в здания, так как ещё не было мезуз на входах в общежития и на дверях комнат. Пришлось срочно доставать и укреплять мезузы на входах в два здания, а с мезузами на входах в каждую комнату согласились подождать.
К этому времени Сева возглавлял группу специалистов. И снова – работа в непрерывном, авральном режиме. Но жалоб – никаких: все понимали, насколько важен для страны их труд.

Витраж в одном из зданий университета
В 1973 году успешно завершили строительство комплекса на Ар а-Цофим и, переведя туда часть факультетов, начали новый этап: реконструкцию комплекса Гиват-Рам, с целью объединить все факультеты, кроме гуманитарных на Ар а-Цофим, филиала в Реховоте и медицинского факультета в Эль-Кареме. Сюда же были переведены все факультеты, остававшиеся в зданиях города. Реконструкцию курировал Строительный отдел Университета, который возглавил Сева Подольский. Предстояло реконструировать 40 тысяч квадратных метров площадей - работа чрезвычайно сложная и ответственная. Очень важно было разработать и точно выполнить график строительства в сжатые сроки, и с этим справились. Коллектив был выдвинут на премию "Прад Израиль" и занял второе место.
Говоря об интересных моментов реконструкции университета, мнженер Подольский вспоминает реставрацию витражей Национальной библиотеки на площади университета. Предстояло витраж размером 25х13 метров вставить в новую металлическую конструкцию. Руководил работами художник Ордон, сын профессора Химического факультета Университета. На вновь сооружённый фудамент под витражи две заранее изготовленные металлические рамы опускали при помощи вертолёта, так как в тесный дворик не представлялось возможным завезти автокран и рамы. После их монтажа специально приглашённые из Франции художники - витражисты с большой точностью и аккуратностью вставили фрагменты витража, на котором, в частности, – надпись: «Смените оружие на лопаты и стройте страну».
В 1973 году Сева Подольский принял участие в войне Судного дня, когда его воинская часть вышла к Суэцкому каналу. Участвовал он и в так называемой "войне на истощение". Уже в возрасте за 45 лет Сева дважды прошёл офицерские курсы и был назначен ответственным за техническую безопасность при спасательных работах.
Важным делом, осуществлённым в Университете после завершения реконструкции комплекса Гиват-Рама, была технологическая централизация управления и хозяйственного обслуживания всех территорий Университета, для чего был создан единый штаб, организована диспетчеризация всей работы. Со временем став Главным инженером по хозяйственной части Иерусалимского университета и его филиалов, С. Подольский курировал все работы по новому строительству и ремонту зданий Университета на его иерусалимских территориях и в филиалах по стране.

На пенсию инженер Подольский вышел в 2003 году, но активный образ жизни не прекратил. Он много лет участвует в работе Ассоциации выходцев из Китая в Израиле – "Игуд иоцей син", а в последние годы является членом Президиума ЦК и председателем Президиума Иерусалимского комитета этой ассоциации. Трижды посетив Китай, Сева убедился, что порядком подзабыл китайский, а китайцы, как он говорит, тепло принимают гостей, но ещё теплее, когда говорят на их языке. Поэтому в свои немолодые годы он стал заниматься китайским в своём родном Университете.
За годы жизни в Эрец Подольские вырастили и дали путёвки в жизнь сыну и дочери. Сын, родившийся перед самым отъездом из Харбина, получил в Реховоте, в филиале Иерусалимского университета специальность технолога пищевой промышленности и сейчас успешно занимается сложным делом - инсталляцией для оборудования. Дочь, родившаяся в 1973 году, получила в университете 1-ю степень финансиста и 2-ю степень менеджера. Работает менеджером в известной фирме "Реталик". У Севы и Наталии – четверо внуков.
Век назад еврейская семья Подольских, прозябавшая в украинском местечке, взяла свою судьбу в собственные руки. Потомки Ефима и Леи, пройдя сквозь все катаклизмы и войны ХХвека, через несколько стран и режимов, в конце концов оказались на земле предков, где обрели уверенность в завтрашнем дне. То, что грозило их дедам и прадедам, уже не подстерегает новые поколения. О погромах, антисемитизме, арестах, голоде и прочих ужасах они теперь знают лишь из учебников истории и рассказов старшего поколения.
Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il